Это начиналось так...

Аркадий Соколов-Каминский рассказывает о рождении Редакционно-издательского отдела и «Вестника Академии Русского балета имени А.Я. Вагановой»

Исполнилось 25 лет со дня создания Редакционно-издательского отдела и первого в истории этого уникального учебного заведения периодического печатного издания – «Вестника Академии Русского балета имени А.Я. Вагановой».

Академией знаменитое хореографическое училище стало в 1991 году; возглавлял её по-прежнему К.М. Сергеев, объявленный теперь Президентом. Преобразования предваряли главное – среднее специальное заведение становилось вузом.

Шёл июнь, конец учебного года. Мне позвонил Константин Михайлович, поделился своими заботами: он в растерянности, не знает, как этот переход осуществить. Спросил – не возьмусь ли я ему в этом помочь? Я, естественно, с готовностью согласился. Вскоре ту же просьбу повторил ректор Академии Л.Н. Надиров. Договорились – попробую составить перспективный план самого необходимого, и вместе его обсудим.

К тому времени мне удалось с помощью коллег реализовать мечту о балетоведческом образовании, отдельном от театроведческого: в 1988 году была создана новая специальность – «История и теория хореографического искусства», и начата подготовка балетоведов в Санкт-Петербургской консерватории имени Н.А. Римского-Корсакова. Так что некоторый опыт тут у меня уже был – и педагогический, и исследовательский.

Первый главный редактор «Вестника» – А.А. Соколов-Каминский (фото В. Васильева).

В итоге родился документ, состоявший из нескольких разделов. Начинался он «докладной запиской» на трёх машинописных страницах, в которой говорилось о катастрофическом состоянии науки о танце в Советском Союзе и о необходимости в качестве первоочередной задачи создать исследовательский центр на базе Академии Русского балета. Общую постановку проблемы конкретизировали приложения – «О балетоведческом отделении Академии Русского балета им. А.Я. Вагановой» (на основе опыта Консерватории) и «О Центре изучения танца Академии Русского балета им. А.Я. Вагановой». Мои идеи были одобрены и одним, и другим начальником. Оба просили летом начатое продолжить.

Осенью познакомил «заказчиков» с тем, что удалось сделать. Следующий документ состоял из двух частей: «Научно-методический центр» и «Направления работы редакционно-издательского отдела», в котором  настойчиво и последовательно проводилась мысль о необходимости создания Редакционно-издательского отдела и «Вестника». Его предлагалось выпускать с периодичностью 2 - 4 раза в год объемом 6 - 8 авторских листов каждый. Задачи «Вестника» формулировались так: «обобщение научно-методического и педагогического опыта, материалы научно-методических конференций, семинаров, дискуссий». Намечались основные направления деятельности Редакционно-издательского отдела (РИО), включая формирование банка данных и многое другое.

И Сергеев, и Надиров встретили предложенное с энтузиазмом. Президент на следующем собрании педагогического коллектива объявил о нововведениях, представил меня как заведующего РИО и главного редактора «Вестника», призвал активно включаться в создание методических и иных разработок.

Большинство относилось к этим начинаниям скептически. Их можно было понять – пишущих людей в Академии почти не было. Этим ремеслом, кроме меня, владело несколько человек: директор музея М.Л. Вивьен, декан педагогического факультета, театровед А.В. Лисицын (кстати, мой бывший студент) и педагог по истории балета М.А. Ильичева. В последней, правда, помощницы я так и не обрел: враждебно настроенная к Сергееву с театральных времен, не обласканная им и тут, она старательно саботировала происходящее, пытаясь таким образом повернуть ситуацию в свою пользу. Вивьен была занята своими делами, Лисицын – своими. Сергеев, понимая это, пригласил свою поклонницу, считавшуюся критиком, В.В. Прохорову,  но и тут сотрудничество было символическим.

Все компьютерные дела взяла на себя очаровательная женщина, великолепный профессионал А.М. Кадун – её выискал Надиров. Антонина Михайловна трудилась на ниве статистики в районном медицинском центре и располагала довольно значительными по тем временам техническими ресурсами. Возможности Академии тогда были ничтожны: один крохотный малопроизводительный ксерокс, предназначенный для дома, стоял в кабинете ректора. На нём я и работал. Но основное делалось, конечно, у Антонины Михайловны – на её, одолженных у медицины, материалах.

Обнаружилось: раздобыть материалы для «Вестника» – дело чрезвычайно трудное. Сложности подстерегали на каждом шагу. Раскопать что-либо по методике преподавания танцевальных дисциплин или особенностям педагогических приёмов оказалось почти невозможным –  пришлось собирать по крупицам. Только что в американском балетном журнале появилась статья о школе при Гранд Опера. А что там ныне делается? – Явно нашим педагогам опыт французов пригодится. Дал переводить педагогу английского. Итог – текст невразумителен. Пришлось выправлять самому. Знаменитая, много раз переизданная книга Баланчина и его Хронология важнейших событий в истории балета. Американец – наш выпускник – совпадут ли наши ощущения?

Раздел «Хроника» предлагался как обязательный, из номера в номер. Он включал хронику жизни и репертуар Академии в прошедшем учебном году, список новоявленных выпускников.

Материал прибывал. Запустил копилку того, что может пригодиться в следующем издании. К концу ноября первый номер был почти готов. Оставалось позаботиться об оформлении.

Вспомнил об известном театральном художнике и чýдном человеке Т.Г. Бруни, с которой посчастливилось быть знакомым долгие годы. Ей исполнилось почти девяносто, да к тому же она не одно десятилетие пребывала в постели после инсульта. Правая рука не действовала, пришлось учиться рисовать левой и, в силу специфики, только фломастерами.

Наша встреча после большого перерыва стала для обоих праздником. Вспоминали близких нам людей, совместную работу над «Тщетной предосторожностью» в любительском коллективе, где я танцевал по очереди то Никеза, то Колена. Татьяна Георгиевна откликнулась на мою просьбу охотно, тут же изготовила несколько рисунков, да ещё подарила мне цикл работ, посвященных Дудинской и Сергееву.

Рисунок Т.Г. Бруни для обложки первого «Вестника».

Сделали с Антониной Михайловной несколько пробных оттисков, показали их начальству. Заслужили одобрение. Оставалось всё это напечатать. Тут возникли новые трудности.

Денег ни на Редакционно-издательский отдел, ни на «Вестник» не было. Ни о какой регистрации в Книжной палате речи не шло – требовались дополнительные затраты. Наше детище в сорок восемь страниц (граница между брошюрой и книгой) обретало таким образом статус «самиздата», не освященного библиотечной благопорядочностью. Иными словами, оно было изданием «незаконнорожденным», для внутреннего пользования.

Дело затягивалось, проблема не решалась месяцами. Наконец, Надиров придумал ход: кто-то из родителей привёз списанную плохонькую бумагу, нашлись доброхоты и в Петербургкомстате. Там согласились на множительных машинах распечатать наш скромный тираж в сто экземпляров. Предупредили – у них нет свободных рабочих рук, сшивать листы мне придётся самому.

«Первый блин», как положено, был комом: буквы растекались, нечёткий текст читался плохо. Попросил тираж повторить, недостатки исправить. И – о чудо! – это произошло.

Тираж был доставлен в Академию 31 августа 1992 года. Сделанное в предыдущем году удалось реализовать спустя девять месяцев. Это была скромная, но победа.

Как ни банально это утверждение, но предыдущий опыт, действительно, всегда помогает. Помог он и мне: к моменту рождения «Вестника» я уже поднаторел в «самиздате». Началось со студенческого журнала в Консерватории: предложил эту идею будущим балетоведам, и студенты ею загорелись. То был конец эпохи машинописи. Следом были сборники, тоже сделанные с ними: расшифровывали фонограммы конференций в Консерватории и в СТД и сами распечатывали полученные материалы крохотными тиражами: началась уже компьютерная эра.

В ожидании свежих идей от молодых обсудил с ними уже замысленный «Вестник». Что бы им хотелось в это издание внести? Иной профессиональной среды у меня не было. Курс был очень интересным: я попробовал соединить профессионалов разного рода – танцовщиков и музыкантов. Ю.А. Бурякова и Г.Е. Хуммаева окончили Вагановское; музыкальное крыло представляли музыковед с консерваторским образованием Н.В. Горбунова и блистательный аккомпаниатор Кировского балета И.Г. Эйтвид. Обсуждение прошло 2 октября 1991 года и было весьма бурным. Что-то повторялось, но было и неожиданное: собрать училищные анекдоты, обратиться к опыту смежных областей, особенно в сфере актёрского искусства (называли, в числе прочего, К. Черноземова, продолжившего дело великого Коха), учредить летнюю школу, заняться астрологией и составить гороскопы великих танцовщиков и балетмейстеров. Одна из моих подопечных в астрологию уже увлеченно погрузилась и составила по моей просьбе гороскоп для К.М. Сергеева. Этот гороскоп в близком будущем обрывался... Увы, это предсказание сбылось. Событие и для меня оказалось весьма значимым.

Константин Михайлович ушел из жизни 1 апреля 1992 года – для всех нас слишком рано и неожиданно. Изданного «Вестника» он, таким образом, не дождался, знакомился лишь с его черновым вариантом. Художественным руководителем в Академию пригласили И.Д. Бельского, замечательного хореографа, моего коллегу по кафедре в Консерватории. Но это было всё иное. Начиналась новая эпоха и новые интересы.

Второй номер «Вестника», который я уже практически собрал, выходил без меня: объявлялась другая команда. Я значился членом редколлегии. В дальнейшем продолжал быть одним из авторов и радовался тому, что новые люди с трудностями справлялись. Моё детище становилось на ноги.